Екатерина Мурашова - Кто последний? – Мы за вами!

Какая-то многочасовая конференция, на которой Анри был в черном костюме и похож на грача. Он пожимал кому-то руки, и все очень уважительно с ним говорили, а он непринужденно держал в левой руке бокал с шампанским и представлял меня как свою жену. Мне все время хотелось возразить, но я почему-то этого не делала, хотя знала, что достаточно было бы не намека даже, а одного единственного протестующего полужеста и Анри сразу все понял бы, и все было бы иначе. Потом Анри долго и непонятно говорил с трибуны и все внимательно слушали и задавали вопросы, а я думала о том, что никакой он не сумасшедший, раз такие серьезные пожилые люди его уважают, и видят смысл в его словах, потому что иначе хотя бы кто-нибудь из них тоже заметил бы…Но тогда получалось, что где-то точат зубы на человечество непонятные ОНИ, а это было как раз то, о чем я категорически не хотела думать, и я просто смотрела на Анри, и думала о том, какой он умный и по-своему красивый, и эта его отчаянная красота почему-то пугала меня, но я все равно верила в то, что он со всем разберется и все будет хорошо…

И если кто-нибудь может охарактеризовать все эти «впечатления» одним или даже несколькими словами, то я преклоняюсь перед этим человеком…

ОНИ кажутся чем-то обескураженными. Кажется, ИХ диалог с Анри в чем-то зашел в тупик. А может быть, появились какие-то новые факты или соображения. Анри настаивает на личной встрече. ОНИ сначала категорически отказывались, а потом вроде бы согласились. Анри носится по станции, почти не касаясь земли. Условием встречи ОНИ поставили предоставление тех самых данных, которые могли бы подтвердить возможность и целесообразность дальнейшего существования человеческого вида в рамках неразрушительных тенденций. То есть, другими словами, Анри должен доказать ИМ, что люди «перевоспитались» и при этом остались жизнеспособными. Мне это кажется глупым и даже унизительным, но Анри совершенно не склонен советоваться со мной по данному вопросу. Он собирает эти чертовы данные почти что из воздуха, и скрип его мозгов по вечерам отчетливо слышен в пустынной лаборатории. К утру он начинает бешено злиться на то, что мозги его работают недостаточно изощренно и не особенно склонны выдавать оригинальные ходы мысли. В эти моменты он клянет предков, Мишина, Берга и отсутствие креативности, и лучше к нему в это время не приближаться. Потом он валится на кровать, иногда даже не раздеваясь, а через два-три часа вскакивает как ошпаренный, выпивает кофейник кофе, и все начинается сначала.

Я не пристаю к нему и даже не пытаюсь разобраться в его полубезумных умозаключениях – плодах ночных бдений. Если ОНИ есть и что-то можно сделать – Анри это сделает, в этом у меня нет сомнений. Я могу только делать массаж, заваривать кофе и согревать его в постели (похоже, у него от волнения вообще отказала терморегуляция, и теперь ему всегда холодно, а руки и ноги просто ледяные). С другими Анри еще как-то держится, но со мной разговаривает как настоящий сумасшедший. То есть начинает фразы со своих обычных вежливо-великосветских оборотов, но не заканчивает, а бросает на полуслове, иногда даже хватаясь руками за горло, как будто что-то душит его.

– Если тебя не затруднит, скажи мне, что ты думаешь…

– Могу ли я попросить тебя оказать мне любезность в том плане, чтобы ты не… и так далее.

Дневник помогает держаться мне самой. На бумаге все выглядит не таким страшным. А на самом деле я тоже схожу с ума и…

КОНЕЦ ДНЕВНИКА

– Это состоится завтра! – торжественно произнес Анри, глядя прямо перед собой, на свои вытянутые руки со слегка дрожащими пальцами.

– Что состоится? – робко поинтересовалась Вельда, гадая, не говорит ли Анри сам с собой.

– Встреча. Наконец-то мы хотя бы узнаем, кто ОНИ такие.

– Они согласились? – Вельда не смогла скрыть своего удивления. ИХ согласие было как присутствие фамильного замкового привидения на торжественном обеде.

– Да, встреча состоится завтра. Где-то в Сибири. ОНИ дали координаты. Ты будешь смеяться, но я почему-то знал, что ОНИ выберут для встречи именно этот регион… Геликоптер уже на месте, я составил программу для автопилота, так что можно будет лететь всю ночь. Сейчас я все соберу и отправляюсь. Пожелай мне удачи.

Анри был на удивление спокоен. Даже слегка заторможен, если учесть его предидущую бешеную активность. От нервозности и неадекватности последних недель не осталось и следа. Только черные круги вокруг глаз и неровное, сбивающееся дыхание выдавали его состояние.

– Что сказать тем, кто будет спрашивать о тебе?

– Я предупредил всех, что должен ненадолго отлучиться. Никто не будет беспокоиться.

– А я?

– Я хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне. Мне это приятно. Я эгоист?

– Да, конечно. Это обычно – именно эгоисты стремятся в одиночку спасти мир.

– Понимаешь, ОНИ сами поставили это условие. На встречу должен явиться именно я и только я. ОНИ имели дело со мной и, должно быть, как-то по-своему ко мне привыкли. Настроились на мой стиль мышления, аргументации. Впрочем, как последовательные поклонники чувства адекватности, ОНИ уточнили, что я могу и не прийти. В том случае, если не найду достаточно убедительных и исчерпывающих аргументов, чтобы вести разговор. Зачем попусту тратить время? Так что мою неявку ОНИ воспримут не как невежливость, а как подчинение принципу целесообразности. Но я готов и явлюсь…

– Все будет хорошо, – прошептала Вельда и, обхватив руками шею Анри, прижалась щекой к его щеке.

Щека Анри была сухой, холодной и колючей. Вельда поежилась. Она испытывала страх и облегчение одновременно. Наконец-то что-то решится. Если бы она еще могла посмотреть сама. Но Анри берет с собой аппаратуру и, если ОНИ позволят, она все увидит потом…

Вместо того, чтобы отправляться за уже упакованным грузом, Анри как-то излишне осторожно присел на стул. Вельда, уже распахнувшая дверь в коридор, обернулась и недоуменно подняла брови.

– В чем дело, Анри?

– Сейчас… – прошептал Анри. Губы его приобрели неживой лиловый оттенок, а пальцы судорожно цеплялись за спинку стула. Подавив крик, Вельда кинулась к нему.

– Кладовка в лаборатории…рюкзак…правый карман…шприц-ампула…розовая наклейка…быстро…– проговорил Анри, скаля зубы при произнесении каждого слова. Кроме губ и языка не двигался не один мускул его словно бы скованного панцырем тела. Вельда выбежала из комнаты и вскоре вернулась, таща за собой нетяжелый, но весьма объемный рюкзак. Анри сидел на полу, обхватив руками колени. По вискам его стекали струйки пота. Дышал он шумно, широко открытым ртом.

Вельда сорвала упаковку со шприца, с трудом разжала руки Анри, закатала рукав, перетянула скрученным бинтом плечо, нащупала почти невидную вену, вонзила иглу. Анри даже не вздрогнул. Уселась на пол, уложила Анри, примостила на коленях его голову. Осторожно гладила темные, слипшиеся от пота волосы.